Последняя Пасха - Страница 69

– Шеф, – Шварцу надоело торчать фигурой «без речей» (как писали давным-давно в театральных программках), – можно, я его ногами попинаю?

– Ну к чему этот садизм? – поморщился Смолин. – Ванюше больно будет…

– Тогда хоть раком поставлю и трахну…

– Тоже болезненная процедура, – сказал Смолин. – Ванюша – хороший мальчик, не будем делать из него Маняшу… Он и сам понимает, что поступил с солидными людьми неприлично… Правда ведь, Ванюша?

Собеседник яростно закивал с навернувшимися на ясны глазоньки слезами.

– Так ты Ванюша, или как? – ласково спросил Смолин.

– В-ванюша…

– Ну вот и чудесно, Ванек, – продолжал Смолин. – Я не зверь, я все понимаю: и жить ты хочешь, а вот в попу, наоборот, категорически не хочешь… Оно и правильно вообще-то – и без того пидоров развелось выше нормы… Что ж ты так лопухнулся, Ванечка? Смотреть надо, кому поперек дороги встаешь… Ну, скажи что-нибудь, а то я один языком болтаю, нехорошо как-то получается, авторитарно даже… Идеи есть? Предложения?

– Вы скажите, что вам нужно…

– А мне ничего не нужно, – сказал Смолин. – Грустно тебе без моей квартирки, пасьянс не складывается? Так вот, Ванюша, слушай внимательно. Сиди, не дергайся, и все будет пучком. Где-то дней через несколько я к тебе загляну… и продам тебе самую квартирку по всем правилам. Даже не за сотку, это перебор. Сколько ты там хотел заплатить по максимуму? Семьдесят, а? Вот за семьдесят и купишь – и будет тебе умиротворение…

– Вы… серьезно?

– Абсолютно, дитятко, – сказал Смолин. – Через несколько дней готовь семьдесят штук, я обязательно приеду, и все оформим…

– Ничего не понимаю… – пробормотал куруманский король недвижимости.

– А тебе, золотце, и понимать ничего не надо, – ласково, вполне благодушно сообщил Смолин. – Ты просто у серьезных дяденек под ногами не путайся, а то ушибить, неровен час, могут… Усек?

– Усек…

– Вот и ладушки. Ну, что ты топчешься? Опять что-то не слава богу?

– А ничего, если я с тем домом буду продолжать? С соседним? Я его тоже прикупать начал помаленьку…

– Молодец, – сказал Смолин, – хвалю. Растешь на глазах, к дисциплине приучаешься… Да ладно, мне тот дом совершенно неинтересен, да и улица эта, откровенно говоря, тоже до лампочки, хоть всю скупай…

– Дур-рак я! – вдруг взревел Дюков, хлопнув себя ладонью по макушке довольно чувствительно.

– Да ладно, – великодушно сказал Смолин, – не такой уж. Просто-напросто не пообтесался еще, политесу не знаешь… да и вообще не знаешь, что такое политес… Это лечится.

– Дур-рак… Нужно было не жмотиться, когда Витек…

– Ты о чем?

– Сами знаете.

Смолин все еще не понимал сих намеков. Однако, сделав внушительное лицо, сказал грозно:

– Я знаю, ты знаешь… Помалкивай и занимайся своим делом, возись себе с недвижимостью сколько угодно, а в другие дела не лезь… Договорились?

– Договорились, – протянул Дюков с невероятно унылым видом.

– Вот и прекрасно, – кивнул Смолин. – Шагай, да смотри у меня, в следующий раз могу и озвереть…

– Да понял я, понял… – печально отозвался Дюков.

И побрел вниз по лестнице, то и дело оглядываясь с несказанной тоской. Только теперь до Смолина дошло. Подняв ключи, прислушавшись и убедившись, что в доме никого, кроме них двоих, не осталось, он сказал Шварцу:

– Ну, ты понял? Щенок определенно полагает, что мы такие бабки отвалили за квартиру, оттого что знаем про клад… Давненько, надо полагать, сплетни гуляют про знаменитый корнеевский клад… Что, понятно, вовсе не означает наличия этого самого клада… Как успехи, кстати?

– Никаких, – печально ответил Шварц.

– Ну, пойдем посмотрим…

Войдя в квартиру, Смолин огляделся, держа руки в карманах присвистнул:

– Уважаю я тебя, Шварц, все-таки. Часа за четыре этакое наворотить…

За время его отсутствия ухоженная гостиная превратилась в некое подобие уездного большевистского сельсовета после визита махновцев.

Все книги были аккуратно сложены в углу высоким штабелем, а книжные стеллажи отодраны от стен и тщательно составлены в другом углу. Деревянные перегородки, которыми некогда внутренность дома варварски разгородили на коммунальные клетушки, остались в неприкосновенности – но с кирпичных старинных стен были содраны и обои, и штукатурка. В нескольких местах потемневшие доски пола были отодраны и кое-как прилажены на место. Поставленный на попа диван помещался у стены, совершенно распотрошенный – обивка отодрана, сиротливо торчат пружины…

Смолин заглянул в спаленку – там наблюдалось примерно то же самое. Шварц сказал без тени оправдания:

– Ты ж сам дал инструкцию: установить окончательно, есть ли тут тайник, куда можно запрятать рукопись…

– Да я ничего и не говорю, – сказал Смолин, – наоборот, хвалю за усердие. Просто контраст очень уж разительный меж тем, что я оставил, и тем, что сейчас узрел…

– Стараемся…

Заложив руки за спину, Смолин прошелся вдоль кирпичной стены, пригляделся:

– Нет уж, в стене никто тайник сделать бы не смог – это к вопросу о пресловутом корнеевском кладе. Чересчур титанический труд пришлось бы приложить, гораздо проще закопать где-нибудь под кривой сосной, сто шагов на запад от корявой сопки…

– Это точно. Вообще никаких тайников, – Шварц кивнул на стену: – Я и в бывшей Кочевской квартире немного пошерудил, там то же самое. Ни рукописи, ни тайников, ни хрена…

– Да ладно, я и не надеялся особо, – признался Смолин. – Так, для порядка… В конце концов, в те веселые времена народишко понаделал столько тайников, что лишний раз проверить не помешает, сам понимаешь… Подвал… – продолжал он с сомнением. – Нет, в подвале опять-таки ничего не оборудуешь – замучаешься уродоваться, да и видно было бы сразу, как ты ни маскируй…